Неточные совпадения
Можно было сравнить его внутреннее состояние души с разобранным строеньем, которое разобрано с тем, чтобы
строить из него же новое; а новое еще не начиналось, потому что не пришел от архитектора определительный план и работники
остались в недоуменье.
Таким образом, Грэй жил всвоем мире. Он играл один — обыкновенно на задних дворах замка, имевших
в старину боевое значение. Эти обширные пустыри, с остатками высоких рвов, с заросшими мхом каменными погребами, были полны бурьяна, крапивы, репейника, терна и скромно-пестрых диких цветов. Грэй часами
оставался здесь, исследуя норы кротов, сражаясь с бурьяном, подстерегая бабочек и
строя из кирпичного лома крепости, которые бомбардировал палками и булыжником.
Поверенный распорядился и насчет постройки дома: определив, вместе с губернским архитектором, количество нужных материалов, он оставил старосте приказ с открытием весны возить лес и велел
построить сарай для кирпича, так что Обломову
оставалось только приехать весной и, благословясь, начать стройку при себе. К тому времени предполагалось собрать оброк и, кроме того, было
в виду заложить деревню, следовательно, расходы было из чего покрыть.
Чтобы развлечь Надежду Васильевну, доктор
строил всевозможные планы, как устроить ее, но она остановилась на своем собственном решении: навсегда
остаться в Гарчиках, где похоронила свое молодое счастье.
Коммунистическая утопия, например, утопия Кампанеллы или Кабэ, рисовала идеальный
строй,
в котором не
оставалось места для свободы и организация общества была тиранической.
Каторжные
в течение трех лет корчевали,
строили дома, осушали болота, проводили дороги и занимались хлебопашеством, но по отбытии срока не пожелали
остаться здесь и обратились к генерал-губернатору с просьбой о переводе их на материк, так как хлебопашество не давало ничего, а заработков не было.
Один из них, по фамилии Беспалов,
строит на своем участке большой двухэтажный дом с балконом, похожий на дачу, и все смотрят на постройку с недоумением и не понимают, зачем это; то, что богатый человек, имеющий взрослых сыновей, быть может,
останется навсегда
в Рыковском
в то время, как отлично мог бы устроиться где-нибудь на Зее, производит впечатление странного каприза, чудачества.
Новый поселенец, если у него есть деньги и протекция у начальства,
остается в Александровске или
в том селении, которое ему нравится, и покупает или
строит тут дом, если еще не обзавелся им, когда был на каторге; для такого сельское хозяйство и труд не обязательны.
Вся картина, которая рождается при этом
в воображении автора, носит на себе чисто уж исторический характер: от деревянного, во вкусе итальянских вилл, дома
остались теперь одни только развалины; вместо сада,
в котором некогда были и подстриженные деревья, и гладко убитые дорожки, вам представляются группы бестолково растущих деревьев;
в левой стороне сада, самой поэтической, где прежде устроен был «Парнас»,
в последнее время один аферист
построил винный завод; но и аферист уж этот лопнул, и завод его стоял без окон и без дверей — словом, все, что было делом рук человеческих,
в настоящее время или полуразрушилось, или совершенно было уничтожено, и один только созданный богом вид на подгородное озеро, на самый городок, на идущие по другую сторону озера луга, — на которых, говорят, охотился Шемяка, —
оставался по-прежнему прелестен.
Профессора сулят ему блестящую будущность, предлагают
остаться при академии, но — нет — он идет
в строй.
Так и
осталось пока неизвестным, кто вдруг громко свистнул
в строю.
Воспоминание о них
остается слабым и незначительным для Александрова. Каждый день стрельба и стрельба, каждый день глазомерные и компасные съемки, каждый день батальонные учения и рассыпной
строй. Идут постоянные дожди, когда юнкера сидят по баракам и
в тысячный раз перезубривают уставы и «словесность».
— Максимушка, — сказал он, — на кого же я денежки-то копил? На кого тружусь и работаю? Не уезжай от меня,
останься со мною. Ты еще молод, не поспел еще
в ратный
строй. Не уезжай от меня! Вспомни, что я тебе отец! Как посмотрю на тебя, так и прояснится на душе, словно царь меня похвалил или к руке пожаловал, а обидь тебя кто, — так, кажется, и съел бы живого!
— Скупой! Не люблю, — отвечал старик. — Издохнет, всё
останется. Для кого копит? Два дома
построил. Сад другой у брата оттягал. Ведь тоже и по бумажным делам какая собака! Из других станиц приезжают к нему бумаги писать. Как напишет, так как раз и выйдет.
В самый раз сделает. Да кому копить-то? Всего один мальчишка да девка; замуж отдаст, никого не будет.
Как всегда бывает
в дальней дороге, на первых двух-трех станциях воображение
остается в том месте, откуда едешь, и потом вдруг, с первым утром, встреченным
в дороге, переносится к цели путешествия и там уже
строит замки будущего. Так случилось и с Олениным.
Рюмин (рассеянно). Чтобы жизнь имела смысл, нужно делать какое-то огромное, важное дело… следы которого
остались бы
в веках… Нужно
строить какие-то храмы…
И что дивнейше, — аки бы устыдился монарх
остаться от подданных своих
в оном искусстве и сам восприял марш
в Голландию, и
в Амстердаме на Ост-Индской верфи, вдав себя с прочими волонтерами своими
в научение корабельной архитектуры,
в краткое время
в оном совершился, что подобало доброму плотнику знать, и своими трудами и мастерством новый корабль
построил и на воду спустил» (Устрялов, том II, стр. 400).
Одна Германия, по превосходству готическая,
оставалась долее верною своему зодчеству — но она мало воздвигала
в эту эпоху: глубокие раны и истощение не дозволяли ей много
строить.
Что делать актеру, вдумывающемуся
в свою роль
в этой пьесе? Положиться на один собственный суд — не достанет никакого самолюбия, а прислушаться за сорок лет к говору общественного мнения — нет возможности, не затерявшись
в мелком анализе.
Остается, из бесчисленного хора высказанных и высказывающихся мнений, остановиться на некоторых общих выводах, наичаще повторяемых, — и на них уже
строить собственный план оценки.
В своих сочинениях Беме многократно пытается — все сызнова, но приблизительно из того же материала, —
строить и перестраивать свою систему, отсюда такая бесконечная масса повторений
в его сочинениях [Черту эту Шеллинг называет «Rotation seines Geistes»,
в силу которой он «in jeder seiner Schriften wieder anfängt, die oft genun erklärten Anfänge wieder exponiert, ohne je weiter oder von der Stelle zu kommen»123 (I. c., 124).], однако материал недостаточно слушается своего мастера, изнемогающего под тяжестью его изобилия, и
остается в значительной степени сырым и непереработанным.
Рассуждая же
в восходящем направлении (ανιόντες), скажем, что она не есть душа, или ум, не имеет ни фантазии, ни представления, ни слова, ни разумения; не высказывается и не мыслится; не есть число, или
строй, или величина, или малость, или равенство, или неравенство, или сходство, или несходство; она не стоит и не движется, не покоится и не имеет силы, не есть сила или свет; не живет и не есть жизнь; не сущность, не вечность и не время; не может быть доступна мышлению; не ведение, не истина; не царство и не мудрость; не единое, не единство (ένότης), не божество, не благость, не дух, как мы понимаем; не отцовство, не сыновство, вообще ничто из ведомого нам или другим сущего, не есть что-либо из не сущего или сущего, и сущее не знает ее как такового (ουδέ τα οντά γινώσκει αυτόν ή αΰθή εστίν), и она не знает сущего как такового; и она не имеет слова (ουδέ λόγος αυτής εστίν), ни имени, ни знания; ни тьма, ни свет; ни заблуждение, ни истина; вообще не есть ни утверждение (θέσις), ни отрицание (αφαίρεσις); делая относительно нее положительные и отрицательные высказывания (των μετ αύτη'ν θέσεις καί οίραιρε'σεις ποιούντες), мы не полагаем и не отрицаем ее самой; ибо совершенная единая причина выше всякого положения, и начало, превосходящее совершенно отрешенное от всего (абсолютное) и для всего недоступное,
остается превыше всякого отрицания» (καί υπέρ πασαν αφαίρεσιν ή υπεροχή των πάντων απλώς οίπολελυμένου και έιε' κείνα των όλων) (de mystica theologia, cap.
И капитан, и все офицеры вышли к подъему флага
в полной парадной форме, и как только флаг и гюйс были подняты, велено было гг. офицерам
остаться и команду
построить во фронт.
— Да, — пробормотал студент
в раздумье. — Когда-то на этом свете жили филистимляне и амалекитяне, вели войны, играли роль, а теперь их и след простыл. Так и с нами будет. Теперь мы
строим железную дорогу, стоим вот и философствуем, а пройдут тысячи две лег, и от этой насыпи и от всех этих людей, которые теперь спят после тяжелого труда, не
останется и пыли.
В сущности, это ужасно!
В последней толпе было много и старух, и небольших девочек, взрослые же девки и все молодые женщины
оставались еще на селе, но не для того, чтобы бездействовать, — нет, совсем напротив: им тоже была важная работа, и, для наблюдения
строя над ними, Сухим Мартыном была поставлена своя особая главариха, старая вдова Мавра, с красными змеиными глазами без век и без ресниц, а
в подмогу ей даны две положницы: здоровенная русая девка Евдоха, с косой до самых ног, да бойкая гулевая солдатка Веретеница.
Никогда еще не наполняло его такое острое чувство ничтожества и тлена всего земного… Он смел кичиться своей особой,
строить себялюбивые планы, дерзко идти
в гору, возноситься делеческой гордыней, точно ему удалось заговорить смерть!.. И почему
остался жив он, а она из-за чумазых деревенских ребятишек погибла, бесстрашно вызывая опасность заразы?
Тогда молодой человек изложил свое понимание свободы: во Франции нет свободы и советский молодой человек
в ней задыхался потому, что
в ней невозможно изменять жизнь,
строить новую жизнь; так называемая свобода
в ней такова, что все
остается неизменным, каждый день похож на предшествующий, можно свергать каждую неделю министерства, но ничего от этого не меняется.
И так же незаметно, совсем случайно, вследствие непредотвратимого стечения обстоятельств, сложились дела и повсюду кругом. Все
остались на своих местах. Для каждого оказалось возможным сделать исключение из правила.
В строй попал только смотритель султановского госпиталя. Султанову, конечно, ничего не стоило устроить так, чтобы он
остался, но у Султанова не было обычая хлопотать за других, а связи он имел такие высокие, что никакой другой смотритель ему не был страшен или неудобен.
Шли дни. Случилось как-то так, что назначение смотрителя
в полк замедлилось, явились какие-то препятствия, оказалось возможным сделать это только через месяц; через месяц сделать это забыли. Смотритель
остался в госпитале, а раненый офицер, намеченный на его место, пошел опять
в строй.
Гегелю не удалось
построить конкретной философии духа, он
остался в сфере абстрактной всеобщности.
— Дети, — начала Даша, когда девочки поместились по обе стороны её за столиками, причем Валя
строила невозможные гримасы
в зеркало, a Полина, болтая ногой, вызывающе поглядывала на новую гувернантку. Казалось, от их прежней утренней симпатии к Даше, вызванной первым впечатлением, теперь не
оставалось и следа.
— Над чем?.. Я сказала, что молюсь об умерших. Твою Москву с ее лачугами можно два раза
в год спалить дотла и два раза
построить; татаре два века держали ее
в неволе… чахла, чахла и все-таки
осталась цела: променяла только одну неволю на другую. А господина Новгорода великого раз не стало, и не будет более великого Новгорода.
Весь
строй его домашней жизни продолжал
оставаться по своей внешности
в той же заранее строго определенной им форме, всюду царил образцовый порядок, все исполняли возложенные на них обязанности,
в приемные дни и часы гостиные графини были полны визитерами, принимаемыми по выбору графа, графиня аккуратно отвечала на визиты — все, следовательно, обстояло, по мнению Алексея Андреевича, совершенно благополучно.
— Вы, кажется, тоже удивлены, что видите меня здесь. У вас есть предрассудки… Это присуще вашему возрасту и воспитанию. А мы — у нас все отнято!.. Да, мой друг, поживете и увидите, что жизнь коротка и что не стоит смотреть на нее серьезно. Исключая долга чести, с которым
в сделку не пойдешь, нужно во всем применяться к общему
строю жизни. Посещая этот мир, вы встретитесь и с важными финансовыми тузами, со светилами науки и искусства, и даже… с теми немногими аристократами, которые еще
остались.
Я понял, что все это
Сплошная гадость.
Долго валялся я
в горячке адской,
Насмешкой судьбы до печенок израненный.
Но… Знаешь ли…
Мудростью своей кабацкой
Все выжигает спирт с бараниной…
Теперь, когда судорога
Душу скрючила
И лицо как потухающий фонарь
в тумане,
Я не
строю себе никакого чучела.
Мне только
осталось —
Озорничать и хулиганить… //......